Искусственный интеллект может соперничать с паровым двигателем, электричеством и вычислительными возможностям, однако, как показывает история, для того чтобы он оказал полноценное влияние на экономику, потребуется время.

В результате промышленной революции, начавшейся в Великобритании в конце XVIII века, появилось первое поколений технологий, которые преобразовали экономическую систему. В последующие столетия происходили дальнейшие революции, каждая из которых приносила новые виды технологий. Какие уроки можно извлечь из этой истории о стремительном развитии технологий в наше время?

Популярные споры о сегодняшних новых технологиях сводятся либо к представлению о блестящем будущем прорывных научных открытий, сделанных с помощью ИИ, либо о мрачном будущем, в котором лишившиеся работы люди едва сводят концы с концами на фоне богатства технологической элиты. Однако появление железной дороги и машин на паровом двигателе в XIX веке и информационно-коммуникационных технологий в конце XX века порождало не меньше надежд и опасений. Между тем экономика и история должны предостеречь нас от экстремальных прогнозов по поводу технологического будущего.

Базовые экономические принципы приукрашивают влияние технологий на экономический рост и уровень жизни. Технологии, повышающие производительность труда работников, могут увеличить спрос на труд, что будет способствовать росту экономики и повышению зарплат. Такая оптимистичная картина представляется весьма точной, если рассматривать материальный прогресс, на достижение которого ушли столетия. Происходившие в течение последних 200 лет технологические волны не приводили к неуклонному росту безработицы. Если бы это было так, то сейчас мы бы имели дело с сужающейся прослойкой работников, выполняющих все меньше видов работ.

Однако в этой общей модели имеется ряд осложняющих факторов. Классический спор о прошлых промышленных революциях сводится к тому, насколько быстро новые технологии начинают оказывать влияние.

Универсальные технологии

Первая промышленная революция сыграла важную экономическую роль, благодаря появлению новой универсальной технологии — парового двигателя. В отличие от усовершенствованных печей для выпечки хлеба, которые просто повышают эффективность работы хлебопеков, универсальные технологии можно использовать во многих сферах для повышения производительности во всей экономике. Начиная с конца XIX века, в ходе Второй промышленной революции появился еще один вид универсальной технологии — электричество, а результатом Третьей промышленной революции стали ИКТ. Во время промышленных революций также совершаются так называемые «открытия методов открытия». В ходе Первой промышленной революции речь шла о сокращении разрыва между научным знанием и производством полезной продукции.

Поскольку ИИ обладает фундаментально новыми возможностями производить товары и услуги и может широко применяться во многих сферах, скорее всего, он станет несомненной универсальной технологией. Он также предполагает новые возможности генерации идей, поэтому и сам является новым методом открытий. Не исключено, что мы живем в эпоху четвертой промышленной революции, которая приведет к таким же кардинальным преобразованиям, как и предыдущие революции.

Если новые универсальные технологии — это важнейший аспект промышленных революций, то сколько времени потребуется, чтобы они начали оказывать влияние? Историк экономики Николас Крафтс обнаружил, что влияние парового двигателя в XIX веке проявилось не так скоро и оказалось не таким значительным, как ранее предполагали — выгоды начали появляться только после 1830 года. Это связано с тем, что поначалу на долю паровых двигателей приходилась всего лишь незначительная доля экономики, поэтому существенного роста производительности не произошло. А для того, чтобы полноценно извлекать выгоды из универсальных технологий, необходима широкая реорганизация экономики, для чего требуется время. Появление парового двигателя потребовало перемещения рабочих на фабрики, электрификация заставила переналадить производственные линии, а ИКТ требует преобразования административных функций предприятий.

Парадокс Солоу

Этот вывод должен развеять разочарование, которое нередко приходится слышать, когда речь идет о показателях производительности в последнее время. Роберт Солоу, первопроходец в области экономики роста, однажды заметил, что «эпоха компьютеров видна повсюду, кроме статистики производительности». Такой «парадокс Солоу» указывает на то, что в реальности, несмотря на появление новых компьютеров и новых коммуникационных технологий, рост производительности в конце XX века, мягко говоря, не был впечатляющим. При этом, если опыт Первой промышленной революции может служить подсказкой, то ожидать немедленной отдачи от новой технологии было бы чересчур самонадеянно. По сравнению с первоначальным эффектом изобретения парового двигателя, рост производительности благодаря ИКТ по скорости и масштабу является беспрецедентным в истории. Очевидно, что общество научилось лучше раскрывать экономический потенциал новых технологий.  

Несмотря на то, что на протяжении веков новые технологии ведут к росту экономики и повышению уровня жизни населения благодаря повышению производственного потенциала экономики, в краткосрочной перспективе рост подвержен влиянию множества факторов. Некоторые экономисты возлагают вину за вялые темпы роста в последние десятилетия на слабый спрос, особенно после мирового финансового кризиса в начале 2000-х годов. Но при этом есть мнение, что возможностей для повышения производственного потенциала экономики, которое способствовало неуклонному экономическому росту на протяжении последних 200 лет, становится все меньше. Экономист Роберт Гордон утверждает, что инновации, такие как электричество и водопровод, оказавшие серьезное влияние на повседневную жизнь и экономику в XX веке, достались нам без особого труда и что таких «легких побед» будет все меньше.

Можно ли на основе прошлого опыта утверждать, что ИИ способен вывести нас из этого тупика? Несмотря на достигнутые за последнее время ошеломляющие успехи, технологии все еще находятся на раннем этапе развития. Об этом почти наверняка можно рассуждать с точки зрения ее практического использования в экономике. Вклад ИИ в производительность пока остается скромным, и некоторые уже заявили о «парадоксе производительности». Но подобно истории с паровым двигателем, электричеством и ИКТ, для полноценного раскрытия потенциала ИИ потребуются новые методы организации и труда. Если опыт ИКТ может служить ориентиром, то влияние ИИ на производительность можно будет почувствовать быстрее, чем воздействие предыдущих универсальных технологий, — даже если он не приведет к ошеломляющему росту, как прогнозируют некоторые оптимисты.

Извечные опасения

Когда речь заходит о влиянии новых технологий, то вторым осложняющим фактором является характер распределения роста производительности. Если посмотреть на то, как промышленная революция разворачивалась на протяжении десятилетий, а не в масштабе целого столетия, то можно увидеть более сложную и безрадостную картину, на фоне которой зарождались извечные опасения по поводу новых технологий и почва для критики промышленного капитализма. В середине XIX века Фридрих Энгельс отмечал, что машины по-разному влияют на рабочих на ранних этапах промышленной революции. Открытие прядильного станка в 1760-е годы снизило стоимость пряжи, что удешевило производство тканей и повысило спрос на них. Выросла потребность в ткачах, соответственно повысились и их зарплаты.

Однако позднее механизация текстильной промышленности разрушила уровень жизни рабочих. Энгельс описывал, как бедствовали ютившиеся в лачугах Манчестера в Англии мастера ручного ткачества, которые лишились работы из-за внедрения новых станков. Поскольку другой работы почти не было, они с трудом выживали, получая мизерную зарплату и работая по 18 часов в день, по мере того как ручное производство ткацких изделий уступало «натиску механических станков». Мужчины, женщины и дети долгими часами трудились на опасном и вредном фабричном производстве, наряду со станками. Станки и фабричная система нанесли непоправимый вред условиям жизни рабочего класса, утверждал Энгельс.

Историк экономики Роберт Аллен использует данные за прошлые периоды, чтобы установить базовые причинно-следственные связи, описанные Энгельсом. В первые десятилетия промышленной революции, по мере того как производительность труда на одного работника росла, реальные зарплаты не повышались. Зарплаты начали расти наряду с производительностью — так, как это предписывают базовые экономические принципы — лишь с середины XIX века. Таким образом, на более коротком отрезке, чем столетия, видно, что новые технологии оказывали сложное и противоречивое воздействие на уровень жизни и зарплаты.

В ряде недавних исследований Дарон Аджемоглу и Паскуаль Рестрепо разработали модель, описывающую эти различные воздействия. Такие новые технологии, как ткацкие станки на паровой тяге, промышленные роботы и ИИ позволяют автоматизировать задачи, которые раньше выполняли работники, а это приводит к сокращению рабочих мест, то есть, к «эффекту вытеснения». Это сокращает долю труда в национальном доходе и ведет к отрыву зарплат от производительности.

Эффект восстановления

Эффект вытеснения компенсируется другими факторами. Ткачи, получившие выгоды благодаря механизации прядильной машины, — это пример автоматизации в одной отрасли, вызвавшей резкий рост спроса на связанные неавтоматизированные виды работы. Однако во второй половине XIX века на передний план начал выходить более мощный и благоприятный для работников эффект — «эффект восстановления». Это происходит тогда, когда в результате технологий появляются новые виды работ, дающие человеку сравнительные преимущества по сравнению с машинами. В течение XIX и XX веков, по мере того как паровые машины, электричество и компьютеры коренным образом меняли производство, начали появляться новые рабочие места, которые ранее трудно было себе представить — инженеры, телефонные операторы, техники, обслуживающие машины, разработчики программного обеспечения и так далее.

Такие разнообразные эффекты усложняют базовую экономическую связь между ростом производительности благодаря технологиям и повышением зарплаты. Если бы технологии просто вытесняли работников, то как можно было бы объяснить знаменитый стилизованный факт, установленный экономистом Николасом Калдором в 1960-е годы, согласно которому доля труда в национальном доходе оставалась относительно стабильной? С другой стороны, если бы каждый работник, лишившийся работы из-за появления машин, немедленно получал новую работу, то это не приводило бы к технологической безработице и не вызывало бы недовольство, подобное тому, которое испытывали луддиты.

На раннем этапе промышленной революции преобладал эффект вытеснения, который пагубно сказывался на положении рабочих; в XX веке начал усиливаться эффект восстановления, способствовавший росту зарплат и повышению уровня жизни. Однако с конца XX века реальные зарплаты во многих крупных экономиках оставались неизменными, что является еще одним парадоксальным аспектом эры информации.

Аджемоглу и Рестрепо подчеркивают, что многие инновации в области ИКТ и ИИ нацелены на автоматизацию, а не на создание новых видов работ. Это усугубило проблему стагнации спроса на рабочую силу, медленного роста зарплат и роста неравенства, подпитывающих опасения по поводу возможного будущего, зависящего от ИИ. Они утверждают, что существует даже опасность чрезмерной автоматизации, которая напрямую подорвет производительность. Вместо этого, они выступают за развитие ИИ, направленного на восстановление рабочих мест, например, в сфере образования и здравоохранения, где инструменты ИИ могли бы помочь в разработке индивидуальных программ обучения и лечения, для чего потребуется больше, а не меньше учителей и докторов.

Технологическая сингулярность

Вопрос стоит шире. Учитывая, что ИИ потенциально может заменить творческий потенциал человека, действительно ли ИИ так кардинально отличается от более ранних видов универсальных технологий? Специалисты в области технологий говорят о том, что ИИ достигнет точки «сингулярности», то есть, этапа, на котором, машины смогут совершенствоваться и самовоспроизводиться, в результате чего потребность в людях отпадет, а эффект восстановления ликвидируется за счет создания новых видов работ.

Если такой сценарий реализуется, утратит ли смысл экономическое сравнение с более ранними эпохами? Наверное, нет. Даже если бы ИИ действительно перешел этот рубеж, это необязательно привело бы к экономической сингулярности — безграничному совершенствованию производительности, при котором потребность в людях отпадет. Экономист Уильям Нордхаус проводил эмпирические исследования, оценивающие вероятность достижения такой сингулярности, и обнаружил, что большинство условий для этого еще далеки от выполнения. Это объясняется тем, что большая часть экономики носит физический, а не информационный характер, и, скорее всего, она сохранится в таком виде. Для того чтобы ИИ полностью захватил экономику, ему нужно будет научиться варить яйца всмятку, стричь волосы и успокаивать плачущих младенцев в яслях.

Большая разница между началом XIX века и нашим временем заключается в том, что сейчас у нас есть инструменты государственной политики, чтобы влиять на экономику. Хорошо известно, что инновации приводят к существенным сбоям на рынке. Однако выбор пути развития ИИ отдан на откуп корпорациям, мало заботящимся о более широких последствиях для экономики, которые волнуют разработчиков политики и электорат. Технологии — это общественный выбор, на который мы можем повлиять. Опираясь на опыт предыдущих технологических революций, органы государственного управления и регулирования обладают как мотивом, так и средствами, чтобы направлять технологии по пути развития, обеспечивая при этом широкое и всеобщее распределение экономических благ, — при условии, что у них для этого найдется политическая воля.

Мнения, выраженные в статьях и других материалах, принадлежат авторам и не обязательно отражают политику МВФ.