Инфляция учит нас, что нашу экономику сдерживает предложение, а не спрос, и государственное заимствование ограничено

Неожиданное возобновление инфляции — это отрезвляющая пощечина, говорящая нам о том, что общепринятые идеи экономической политики ошибочны и требуют изменения. К счастью, «новые» идеи, в которых мы нуждаемся, хорошо проверены и готовы к использованию.

Инфляция возникает, когда совокупный спрос превышает совокупное предложение. Источник спроса найти несложно: в ответ на вызванные пандемией нарушения правительство США направило в форме чеков людям и компаниям около 5 триллионов долларов, 3 триллиона долларов из которых представляли собой новую денежную эмиссию, без каких-либо планов по возврату этих средств. Другие страны провели аналогичное расширение бюджета и получили в результате пропорциональный прирост инфляции. Вопрос предложения является более спорным. Во время пандемии предложение действительно сократилось. Но инфляция взлетела, когда пандемия в основном закончилась, и многие отрасли, испытывавшие «шок предложения», производили столько же, сколько и раньше, но не могли угнаться за спросом.

Но какая именно часть инфляции пришлась на спрос, вызванный более либеральной бюджетной или денежно-кредитной политикой, а какая — на последствия сокращения предложения, не существенно для основного вынесенного урока. Инфляция заставляет нас увидеть тот факт, что «предложение», производственная мощность экономики, гораздо более ограничено, чем думали раньше большинство людей. Мантры 2010-х — «секулярная стагнация», «современная монетарная теория», «стимулирование» — которые проповедовали, что для процветания достаточно только того, чтобы правительство заняло или напечатало огромное количество денег и раздало их, оказались в мусорной корзине. Вы предложили, мы попробовали. Вышла инфляция, а не подъем.

Для роста экономики, имеющей ограничения на стороне предложения, требуются ориентированные на предложение меры политики, а не стимулы. «Рабочие места» теперь являются издержками, а не выгодами. При безработице в США в размере 3,7 процента каждый работник, занятый на проекте, имеющем целью создание рабочих мест, — это человек, который не занят чем-то более важным. Вследствие мер регулирования строительство жилья требует непомерно больших затрат средств и времени. Упорядоченная иммиграционная система создает приток людей, которые работают, производят и платят налоги. Нам нужна государственная инфраструктура, но ее непристойно высокая стоимость — это бездонная дыра, в которую мы больше не можем себе позволить бросать деньги. Тарифы, заставляющие нас переплачивать за вещи, которые иностранцы могут предоставлять более эффективно, лишь истощают экономику. Политика, определяющая, кто что получает, теперь должна сосредоточиться на стимулах, которые являются ключом к росту.

Рак застоя

Застой — это тихий коварный экономический рак нашей эпохи. С 2000 года рост в США снизился в два раза. Стагнация в Европе и Соединенном Королевстве еще сильнее. В Италии нет роста в расчете на душу населения с 2007 года. Возрождение долгосрочного роста многократно важнее любых других мер политики, и только политика, ориентированная на предложение, эффективность, производительность и стимулы, может возродить долгосрочный рост.

Мнение о том, что спрос на государственный долг безграничен, с модными выражениями вроде «избытка сбережений» или «дефицита безопасных активов», также оказалось ложным. Представляется, что США, Соединенное Королевство и Европа в состоянии заимствовать суммы, примерно равные 100 процентам ВВП. Больше долга ведет к более высоким процентным ставкам, трудностям с доступом к кредиту и инфляции, поскольку люди пытаются расходовать дополнительный долг, а не держать его как хорошее вложение.

С этого момента правительствам следует тратить деньги так, как если им нужно будет повышать налоги для оплаты этих расходов — сейчас или позже. И им это действительно придется делать. Прогнозы о том, что долг будет спокойно расти до 200 процентов ВВП при первичных дефицитах, которые вечно составляют 5–10 процентов ВВП, просто не сбудутся. Хуже того, мы потеряли наш бюджетный потенциал для реагирования на потрясения. Если стоимость мер в ответ на пандемию в размере 5 триллионов долларов была больше величины долга, который люди готовы держать, и вызвала инфляцию, то меры в размере 10 триллионов долларов для борьбы со следующим кризисом вызовут еще больше проблем.

Левое крыло партии в нашей стране хочет потратить триллионы долларов на неэффективные с точки зрения затрат климатические субсидии, в том числе на строительство сверхгабаритных электромобилей, с их производством в США рабочими-членами профсоюзов, из американских компонентов. Правое крыло хочет потратить триллионы долларов на протекционистские меры и промышленные субсидии в тщетной (и неразумной) попытке вернуть производство 1950-х годов. Промышленная политика сделает для чипов то же, что закон Джонса (закон «О торговом флоте» 1920 года) сделал для судоходства. Теперь, когда деньги больше не бесплатны, мы можем позволить себе только те траты, которые действительно приносят результаты.

Уроки инфляции

Эта инфляция преподает два важных урока для денежно-кредитной и финансовой политики. Во-первых, центральные банки не контролируют инфляцию полностью. Для контроля над инфляцией также необходима фискальная благоразумность. Во-вторых, резкое наращивание бюджетных расходов частично пошло на экстренную поддержку в финансовой сфере, в том числе федерального, муниципального и корпоративного долга, фондов денежного рынка, авиалиний и других. Центральное обещание финансовой реформы Додда-Франка «больше никаких спасений» провалилось. Я считаю, что будь еще хоть сто тысяч новых мер регулирования, они тоже потерпят неудачу, и единственным ответом является простое классическое видение банковского дела на базе акционерного капитала. 

Это может казаться старыми идеями. И замечательно. Прогресс в экономике никогда не исходил от тех, кто поучает, как улучшить блюдо добавлением новых ингредиентов — например, «больше заботиться о людях», «добавить психологию», «сочетать политику и экономику», учесть сложности «реального мира» или «гетеродоксальные» идеи, — перемешать и надеяться, что из этого получится съедобный суп. Прогресс в экономике всегда был следствием ответов, терпеливо разработанных, эмпирически проверенных, упрощающих реальность до утверждений касательно причин и следствий, на основании которых можно действовать. Разработка экономической политики страдает от избытка ученых мужей, которые спешат в Вашингтон, требуя тратить триллионы долларов, без счета вмешаться в дела людей, основываясь на вареве из недодуманных новых идей. Экономическая политика должна опираться на хорошо проверенные понятия. Когда экономисты пытаются предложить идеи в ответ на политические требования о том, что они должны представляться новыми, они прописывают плохую экономику и плохую политику. И то, что кажется нам старым, может оказаться новым. 250-летние идеи Адама Смита по-прежнему являются новостью для большинства в политике.

ДЖОН Х. КОКРЕЙН — старший научный сотрудник Фонда Роуз-Мари и Джека Андерсона в Исследовательском институте Гувера Стэнфордского университета, внештатный научный сотрудник Института Катона, автор книги "The Fiscal Theory of the Price Level" («Бюджетная теория уровня цен»).

Мнения, выраженные в статьях и других материалах, принадлежат авторам и необязательно отражают политику МВФ.